Право быть человеком
Права человека кажутся нам чем-то естественным, причитающимся по рождению. Но на деле это не так: их можно только создать общими усилиями. И если не сделать этого и не защитить цивилизацию от «установки на озверение», она будет разрушена
Сразу после теракта в «Крокус Сити Холле» начали распространяться конспирологические версии произошедшего. И для тех, кто верил российской пропаганде последние два года, и для тех, кто ей не верил, в центре политической картины мира — борьба путинского режима против Украины, против стран Запада, против всех и вся, кто могли бы ему противостоять. Появление еще одного «полюса зла» — исламских экстремистов — ломает картину мира.
Наверняка под пытками обвиняемые признаются в связях с Украиной и во всем, что от них потребуют. И все же: шокирующие кадры «допросов» террористов, напавших на «Крокус Сити Холл», с отрезанием уха — это развитие давно сложившихся тенденций или что-то новое? Трагедия спровоцировала изменения в общественной атмосфере и позволила увидеть процессы, начавшиеся раньше. Чтобы описать этот вектор точнее, нужно отступить немного назад.
Установка на озверение
В 2002 году кинокритик и сценаристка Наталья Сиривля написала в «Новом мире» рецензию на фильм Алексея Балабанова «Война». В ней отчасти было предсказано то, что происходило в России дальше.
Сиривля писала: «Моя инстинктивная реакция на “Войну” была странной. После просмотра мне хотелось, чтобы этого фильма не было. Вообще. Хотелось стереть его из памяти, как кошмарный сон. И не потому, что на экране показывают какие-то кошмары; да, там режут пальцы и головы, но отстраненно, на общем плане, без намерения до смерти запугать. Скорее для сведения: это война и на этой войне подобные эксцессы — заурядная повседневность. Желание вытеснить картину, забыть о ней не было обусловлено и тем, что она плохая».
И дальше — пересказываю кратко, потому что Сиривля эту мысль как бы нащупывает по ходу статьи: самое ужасное в фильме Балабанова состоит в том, что в нем предполагаемая жестокость и «беспредел» со стороны чеченских сепаратистов используются как обоснование моральной демодернизации российского общества. Фильм Балабанова говорит: чтобы сопротивляться «таким зверям», нужно самим стать демонстративно жестокими и отбросить все гуманистические интенции современного мира.
Теракт в «Крокус Сити Холле» уже используется и, видимо, будет использован для стимуляции общественного озверения — эту тенденцию Сиривля разглядела еще в 2002 году. «Общественное озверение» — это переход общества в состояние, напоминающее «двухминутки ненависти» из романа Джорджа Оруэлла «1984» (граждане должны были каждый день смотреть фильм, изображающий врагов партии, и выражать ненависть к ним. — Прим. ред.): мир разделен на своих и врагов, и по отношению к врагам допустимо абсолютно всё.
«Установку на озверение» российские власти начали использовать давно. О том, когда именно она появилась в публичной сфере, можно спорить. Агрессивной риторики хватало и во время первой чеченской войны, но тогда с военными и идеологами агрессии публично спорили журналисты, политики и общественные деятели, поэтому формирование установки «с ними иначе нельзя» не стало господствующим вектором в жизни общества — при всех жестокостях, совершенных армией и спецслужбами непосредственно в Чечне.
Я думаю, что первым звонком, указывающим на переход политики в новое состояние, было обещание в сентябре 1999 года Владимира Путина «мочить в сортире» северокавказских боевиков. Слова Путина были цитатой — может быть, невольной, но не случайной — из фильма Квентина Тарантино «Криминальное чтиво», где Бутч (Брюс Уиллис) убивает Винсента Вегу (Джон Траволта), когда тот находится в туалете. Фильм Тарантино показывает взаимоотношения бандитов, способных к беспредельной жестокости и совершенно не склонных к угрызениям совести. Но у Тарантино ирония была направлена на стиль речи и поведение его героев, а у Путина — на сам характер ситуации, в которой произносить такие слова как будто не полагается, но говорящий считает, что теперь — можно. Из-за такой произведенной по умолчанию отмены моральных ограничений эта фраза быстро стала популярной.
С этого момента, то есть с 1999 года, власти последовательно вели курс на легитимизацию речевой и поведенческой агрессии по отношению ко всем, кто назначен врагами. Она последовательно насаждалась в телевизионных ток-шоу, «ментовских» сериалах, в речах депутатов федерального и местного уровней.
Отдельная работа велась для направления общественной агрессии на «безусловных» злодеев или на целые социальные группы, к которым они якобы принадлежат. Это могли быть «лица кавказской национальности», представители ЛГБТК+, а сегодня под раздачу попали даже бездомные собаки — решения об их отстреле на месте или усыплении в приютах уже приняты в нескольких регионах России, и будут приняты, видимо, и в других (о том, как решают проблемы бездомных животных в других странах, можно прочитать здесь и здесь).
Сегодня даже Z-«военкорам» понятно, что российские войска увязли в Украине. На захват Украины — или хотя бы ее восточных областей — брошены все ресурсы государства, но на фронте нет тех успехов, которыми генералы могли бы действительно похвастаться (хотелось бы верить, что и не будет). Выходом стало нагнетание ненависти.
После распространения кадров с отрезанным ухом и с подключением полевого телефона («тапика») к гениталиям предполагаемого террориста правозащитники писали, что с такими пытками они сталкивались и прежде. Да, но прежде полиция и спецслужбы всё отрицали. Теперь они перестали стесняться, потому что публичный садизм — способ мобилизовать общество и отключить представления о том, что можно и чего нельзя. Можно всё. А нужно — унизить врага до потери им человеческого облика. Поражения на поле боя и перспектива войны на два фронта — против Украины и против радикальных исламистов — приводят к тому, что уши резать мало; теперь нужно делать это публично и настаивать на общественной поддержке отрезания ушей. 1 апреля Следственный комитет России пообещал проверить высказывания поп-певицы Манижи Сангин на предмет состава преступления — «оправдания терроризма». Основание: Манижа записала видео с протестом против пыток и их публичной демонстрации и против демонизации таджиков как этнической группы.
Вот, собственно, что самое ужасное после гибели десятков людей в «Крокус Сити Холле». Теперь виновниками любого теракта, любого громкого события, связанного с насилием, можно назначить тех, кого власти считают носителями зла: Украину (и украинцев), Запад, сексуальные меньшинства, противников пыток. «И всех, кто понадобится впредь», — как писали Илья Ильф и Евгений Петров.
Россия в тренде
Во всем мире идет эрозия этико-юридических норм, которые были выработаны на протяжении ХХ века, особенно после Второй мировой войны. Началось это разрушение в середине 1990-х с войн на территории бывшей Югославии и геноцида в Руанде (1994). Продолжилось и перекинулось в страны, прежде называвшиеся «первым миром», после террористической атаки в США 11 сентября 2001 года и последующих атак исламистских террористов в крупных городах Европы. Журналист Василий Легейдо пересказывает результаты социологического опроса, проведенного в 2007 году: тогда только 29% американцев считали пытки подозреваемых недопустимыми ни при каких обстоятельствах. 31% респондентов ответили, что пытать предполагаемых террористов с целью получения информации можно иногда, а 12% — что часто.
Так что дрейф в сторону «отмены гуманизма», к сожалению, довольно общее явление. Тем не менее в значительном количестве стран существуют — а иногда и поддерживаются государством — и противоположные тренды: защита прав меньшинств, в том числе ЛГБТК+ и различных религиозных групп; защита и расширение прав детей; защита животных от жестокого обращения. В демократических странах можно протестовать против пыток, даже в отношении подозреваемых в терроризме, в медиа или в университетах и не считаться при этом преступником, «оправдывающим терроризм». В России оправдание и даже публичная пропаганда допустимости пыток не противоречит общим трендам, а наоборот, складывается в общий вектор вместе с официальной гомофобией и декриминализацией семейного насилия. Насилие стало позволительно и в публичной сфере, и в частной жизни.
Вопрос, собственно, в том, как сопротивляться этой «установке на озверение». Согласно концепции франко-американского философа Рене Жирара, такая установка обладает способностью к распространению, подобно огню в степи. Она может захватить и тех, кто ненавидит нынешний российский режим. Сегодня очень важно снова проговорить, что от него нужно защитить не только Украину и другие страны, но и в целом современную цивилизацию — и не только от вооруженной агрессии как таковой, но и от того способа социального существования, который считают позволительным и даже правильным современные российские власти.
Идеал этой цивилизации — априорное уважение к уникальной человеческой личности. Этот идеал недостижим здесь и сейчас, но он значим для многих людей и общественных движений — и поэтому он существует как социальная сила.
Принципы такого уважения вырабатывались на протяжении многих столетий и лежат в основе гуманистического мироотношения. Сегодня они всё чаще оказываются поставлены под вопрос — как и, например, в 1930-е годы, когда в Европе торжествовали недемократические, националистические, авторитарные режимы. В послевоенном мире эти принципы нужно будет отстраивать заново — аналогично тому, как их отстраивали после Второй мировой войны, но в других условиях и, вероятно, другими средствами: история не повторяется.
Защищать гуманизм в современном мире довольно сложно. Политики, журналисты, моральные обличители так долго и с таким упоением злоупотребляли гуманистической риторикой (и продолжают это делать), что сегодня человек, всерьез говорящий о гуманизме, производит впечатление бессмысленного болтуна, выступающего за всё хорошее против всего плохого. Однако говорить придется, иначе общество будет разрушено.
Как остаться людьми
Попробую описать, какой может быть сегодняшняя гуманистическая программа. Достоинство каждого человека могло бы считаться ценностью для всего человеческого сообщества — поверх государственных и культурных границ. Именно «могло бы считаться», а не «является». Прежде права человека считались естественными, то есть присущими каждому от рождения. Сегодня становится понятно, что никаких «естественных» прав у человека нет. Права человека, в том числе право на достоинство и достойное обращение, могут быть только произведены совместными усилиями членов общества. Более того, по мере развития цивилизации новые права могут быть открыты и утверждены, например право на однополые союзы. Когда общества, правительства и (что менее очевидно) отдельные люди признают эти права — они берут на себя ответственность следить за их соблюдением, в том числе и за тем, чтобы отслеживать и законно преследовать любые эксцессы насилия, в ходе которых такие права нарушаются.
Производство и соблюдение права на достоинство нужно не только тем, чьи права могут быть нарушены, но и тем, кто может сам оказаться в роли нарушителя этих прав. Разрушение чужого достоинства, как и разрушение чужой жизни, как и затыкание рта другим людям губительно действует на душу того, кто совершает это преступление. Такое действие подрывает саму возможность равных отношений между людьми.
Подчинение людей «установке на озверение» может сочетаться с вполне интенсивной интеллектуальной деятельностью. Например, наведением ракет на украинские города, или хакерскими атаками на серверы западных организаций, или выискиванием «экстремизма» в российских книжных магазинах и библиотеках. Это особый тип интеллектуальной работы: разум здесь подчинен тотальному разделению мира на «своих» и «чужих», которое уже заранее осуществило начальство, и отмене повседневных правил в условиях чрезвычайного положения (которое в России хоть и не объявлено официально, но действует). Немецкий философ Макс Хоркхаймер ввел понятие «инструментального разума»: это использование разума, направленное на решение сугубо практических задач, в отрыве от представлений об истине, сострадании и справедливости. Такие режимы, как нынешний российский, способствуют монструозной инструментализации разума.
Противостоять инструментализации разума может способность человека к сочувствию и пониманию любого другого человека. Эту способность в богословской традиции принято называть сердцем. Ее часто противопоставляют разуму вообще, но в действительности она противостоит только инструментализованному разуму. И сама эта способность, предполагаемая сегодня в человеке со стороны общества, и институты, которые могут способствовать ее развитию — образование, юриспруденция, публичные коммуникации, — являются, вероятно, главным позитивным достижением человеческой цивилизации.
В современном мире важно думать не только о победе Украины и не только о поражении путинского режима, но и о победе частного, ничем не выдающегося человеческого сердца.